Wednesday 29 February 2012

Tuesday 28 February 2012





НАТАЛЬЯ ДУБРОВСКАЯ
Юлия Леонтьева

Дождь как явление природы

Дождь стоял стеной, демонстрируя своё временное право на
господство. Набережная реки постепенно превращалась в её владения.
Вьетнамцы, привыкшие к разным выходкам природы, почти что
проплывали на своих велосипедах по набережной. Покрытые
дождевиками, они продолжали предлагать туристам ну хоть что-
нибудь у них купить, не уступая в своём упорстве самому дождю.
Рыбаки сидели в пришвартованных лодках и ели уже какой по счету
в этот день суп наполовину с дождём. Казалось, ничто не может
пошатнуть и нарушить странный уклад, со стороны выглядевший, как
жизнь на грани с мистикой.

Любопытные туристы наблюдали за всем этим из многочисленных
кафе, облюбовав себе местечко поуютнее, с наилучшим видом на реку.

Хозяин одного из таких кафе, Жан, сидел за столиком и делал
рутинную работу на калькуляторе, в то время как изумлённые
экзотикой посетители, укрывшись от дождя, попивали свой кофе и
бурно обсуждали впечатления от Вьетнама. Как же Жан их понимал!
Ведь ещё недавно он был одним из них – таким же пришельцем
с Запада, которого удивляло это неуязвимое спокойствие и
сосредоточение на повседневности. И вот сейчас, когда он сам стал
частью этого мира, он с иронией наблюдал за туристами. Вон там, за
столом справа, сидят двое молодых немцев, громко разговаривают
и, похоже, посмеиваются над неутомимыми вьетнамцами. Ну что
ж, их можно понять: ведь приехали они сюда, скорее всего, за
дешёвыми впечатлениями. За следующим столиком сидят влюблённые
французы. Услышав родную речь, Жан не только не заинтересовался
ими, а постарался поскорее переключить своё внимание на других
посетителей, сидящих за столиком с видом на набережную. Не только
по языку, но даже по их спинам он понял, что это русские. У мужчины
спина была гордой, с идущей от неё волной непобедимости. От его
спутницы исходила тоже некоторая горделивость, но скорее за счёт
непривязанности к месту и времени, и Жану показалось, что не она во
Вьетнаме, а Вьетнам в ней. Что-что, а в людях он научился разбираться
неплохо, даже по их спинам.

Жан спокойно наблюдал за работой официанток, зная, что никто его не
подведёт ни сегодня, ни завтра, и никогда. Наступил баланс, в поиске

которого он прожил много лет в Париже, а потом, будучи изгнанным,
никому на свете не нужным, в Азии. От монотонного шума дождя Жан
прикрыл глаза и его унесло в далёкий, кажущийся сегодня нереальным
мир...

Окна его адвокатской конторы выходили прямо на Елисейские поля,
но Жан кроме толпы людей, копошащейся как тараканы, ничего из
окна не видел. Ему даже их было жалко – этих маленьких, с рюкзаками
на плечах туристов: столько денег и энергии утекает в никуда.
На фоне его нескончаемых дел амбиции приезжих со всего мира
выглядели нелепыми. А поговорку «увидеть Париж и умереть» он себе
представлял даже буквально: тротуары завалены трупами и каждый
день новыми. Мистические картины часто возникали в воображении
Жана, хотя, каким окажется будущее, он и представить себе не мог, так
же, как не могут это сделать сидящие сейчас в кафе.
В то время Жан вёл дело одного очень влиятельного господина с
тёмным прошлым, которому удалось выйти на вполне достойную
поверхность. Тот рвался в большую политику и обратился к Жану
помочь ему скинуть с плеч пару криминальных дел. Как-то раз
для обсуждения их общего бизнеса Жану пришлось побывать у
своего клиента дома, где он познакомился с его женой. Её неброская
красота и, скорее, простота, чем изысканность, сразу привлекли
внимание Жана. На удивление, Мадлен, так звали женщину, оказалась
интересным собеседником. Они разделяли одни и те же идеи,
сохранившиеся ещё со времён студенчества. Пока хозяин говорил
в кабинете по телефону, между ними образовался невидимый,
но мощный мост. Жан представил себя вместе с Мадлен на этом
воздушном, но крепком мосту, возвышающимся над всем деловым
и обыденным, грязным и продажным. Свет, идущий от этой
удивительной женщины, возвратил Жану забытую надежду на любовь,
в необходимости которой он давно разуверился.

А потом всё и началось: они стали встречаться, и встречи эти для обоих
были, как внезапно настигшая их жизнь, та, которую они могли бы и
не узнать. Но длилась эта жизнь недолго. Влиятельный муж Мадлен
решил, что хватит за ними следить – это неинтересно, да и времени у
него на это нет, и пора разобраться с этим молодым, непонятно на что
рассчитывающим, адвокатом.

Вернувшись как-то с работы домой, Жан только и успел закрыть

свою машину, как что-то тяжелое шарахнуло его по голове. Очнулся
он в каком-то подвале на стуле, где его бывший клиент ожидал
пробуждения Жана, как усердная мать, охраняющая сон своего
ребёнка.

«Слушай, Жан,- довольно ласково начал бывший клиент,- мне
несложно тебя убить, причём так, что никто и следов не найдёт,
но, честно, - не хочется мне сейчас крови. Живи! Но только не
здесь. Ты получишь достаточно денег и уедешь завтра далеко. Про
Мадлен забудь. Ты человек без власти, а значит не тебе выбирать.
Вздумаешь вернуться – ты не жилец», - сказал он, и при этом его глаза
наполнились кровавым блеском.

И Жан уехал. Утренним рейсом, под надзирательными взорами людей
бывшего клиента, под проливным дождём, под рёв самолёта, под
полное презрение к себе - Жан улетал по купленному для него билету в
Бомбей. Его растоптали, у него отобрали Мадлен, но оставили, якобы,
жизнь.

Бесцельно его носило по разным странам Азии. Он слился с толпой
туристов и как будто ничем от них не отличался: так же осматривал
красоты, так же пробовал разную экзотическую еду, но чувствовал
внутри себя только пустоту. «Заблудившись в своих желаниях, он
оказался за их пределами. Это не было ни началом, ни концом, а
тем более продолжением.»

Где он? На востоке, который интересовал его с детства, а сейчас совсем
не интересует? Куда направляется? Если всё время двигаться на восток,
то можно, в конце концов, оказаться в Париже. Туда ему нельзя, значит
передвижение бессмысленно. Так он понял, что надо остановиться и
оглянуться.

Это было в одном маленьком рыбачьем вьетнамском городке под
названием Хой Ан. Жан наблюдал за местной размеренной жизнью,
за трудолюбивыми вьетнамцами и вскоре стал помогать рыбакам в
их незатейливом деле: то лодку разгрузит, то сети сложит, то рыбу
почистит. Ему нравилось с ними отдыхать, расслабленно покуривая
сигарету и не думая про завтрашний день. Он всё меньше и меньше
переживал то, как его сняли с колеи налаженной жизни, и более
того – его стали посещать едва уловимые моменты счастья. Это не

было тем счастьем, которое он испытывал с Мадлен, а было чем то
другим, до сих пор ему не знакомым. Жизнь после смерти – вот что
ассоциировалось у Жана с его новым счастьем. Постепенно возникало
соединение с природой и людьми, с чужим языком, с запахами и даже с
неотъемлемым мусором вокруг. Безупречность простоты – так осознал
Жан своё новое бытиё. Здесь есть место для всех, кто понимает эту
утончённую простоту, но совсем нет места для таких, как муж Мадлен
и его люди.

К банковскому счёту, полученному взамен на своё достоинство, Жан
относился хладнокровно: тратил только на необходимое. И вот впервые
за годы своего изгнания ему захотелось заняться делом, чтобы стать
частью найденной, наконец-то, гармонии.

Кафе на набережной, купленное Жаном, вскоре приобрело шарм и уют.
Развешенные на стенах сети и вёсла, в сочетании с яркими картинами
местных художников, привлекали внимание посетителей, а запах кофе
интригующе зазывал в кафе. Жану нравилась семья, работающая у
него: муж с женой готовили изумительную еду из свежайших рыбных
продуктов, а их дочери обслуживали посетителей. Каждый новый день
был таким же хорошим, как прошлый день. «Неужели это навсегда?
- думал Жан в тот дождливый полдень, наблюдая за сидящими за
столиками посетителями, – по законам диалектики хорошее должно
сменяться плохим, и наоборот, а здесь явная мистика. И куда приведёт
эта прямая линия...?»

Размышления Жана прервались визгом сидящей за столиком
француженки. Он сразу не понял, в чём дело, но потом увидел стаю
тараканов, бегущих в кафе, видимо, вытесненных ливнем из своего
дремучего бытия. Жан вместе с официантами принялся выметать
их, но тараканы всё прибывали и прибывали, постепенно заполняя
собой всё пространство. Зловеще вращая усами, тараканы ползали по
столам и стульям, купались в чашках с кофе и при этом вырастали
на глазах. Безобразный по сути своей подпольный мир начал захват
человеческой обители. Вот он, совершенный, уязвимый, полный
красоты и нищеты мир, с которым тараканы справятся по-своему.
Они смеялись над пытающимся сражаться с ними Жаном и над
всеми растерянными людишками вокруг. Привычная для людей
борьба за выживаемость как-то сама собой отступила, земная суета
перешла к монстрам, и наступила лёгкость, безумная лёгкость

бытия. Вытесненные из жизненной плоскости, даже самые стойкие
посетители кафе, даже самые невозмутимые вьетнамцы и даже сам
Жан, воспарили над атакующей и разрастающейся массой насекомых и
стали постепенно уменьшаться в размерах, пока все они не смешались
с дождём и не исчезли из поля осязания новых жильцов этого, как
оказалось, действительно мистического мира.

Thursday 23 February 2012



Юрий Вайсман

Серанада Арлекино

Полно сохнуть вам, полно кровавиться
Болью, высосанной из пальца.
Не по нраву нынче красавицам
Модный ранее образ страдальца.

Ах Пьеро, вы уже не в Италии,
Где коленопреклонно
На любимых молились талии
Как на лик Пресвятой Мадонны.

Да и там, губы пухлые склеив ирисками,
Часто смехом плевали в родник серанады.
Что за странное хобби - питаться огрызками
Кем то съеденных яблок из Райского сада!

Если душу смолоть жерновами тоски,
Не дождёшься муки - всё уходит на муки..
Лишь таинственной гостьей - нагие стихи
Языками бессонниц ласкают нам руки.

Их приход как потоп. Сумасшедший поток
По последнему вздоху изнывшейся страсти.
В звёздноблёсткую ночь как в цыганский платок
Воспалённые строчки метает как масти.

Наши души простреляны как решето,
На пути к отступленью наложено вето.
А в награду за это -лишь маски шутов
И кандальная, горькая слава поэта.

Оттого сам к себе обращаясь на Вы,
Я заранее знаю фатальность исхода.
Берег тянет зелёные пальцы травы,
Но душа, словно камень, уносит под воду.

Оттого душу продав в ломбард Сатаны,
Я лягушкой пою в примороженной луже.
Если песни мои на Земле не нужны,
Значит я в этом радостном мире не нужен.













Настроение...

Когда кончается успех,
Когда потеряна удача,
И всё не так, и даже смех
Не отличается от плача.

Когда у дьявола каприз,
Когда душа насквозь промокла.
Когда стекают на карниз
Дождём оплавленные стёкла.

Когда от пустоты мутит,
Когда в любовницах расплата!
Когда так хочется уйти,
Без зонтика и без возврата.

Thursday 16 February 2012


МАРИЯ ПАСИКА

ПИШИТЕ, БАБА РОЗА!

Гроза крикливого Привоза,
Неся божественную стать,
Стихи слагает баба Роза,
И всем даёт их почитать.

Там и о чёрном, и о белом,
В них, явно, ценное зерно,
И план учтён, и вывод сделан –
Короче, всё разъяснено.

Но местный слесарь, дядя Витя,
Сказал по-свойски и не зло,
Мол, вы, конечно, как хотите,
Но здесь полнейшее фуфло!

Моряк надел парадный китель,
Встрчает день одесский порт;
Пишите, Роза, как хотите,
Не замечая кислых морд.

Пишите, Роза, как хотите,
Да разве здесь уместен торг?!
Москва , Нью-Йорк и Мельбурн-сити
Вам выражают свой восторг.

ИНГА ДАУГАВИЕТЕ

Нарисую осенний город.
Там деревья бесстыдно-гОлы,
И на фоне бездонно-черном
Застывают кресты соборов.

Вспоминаю. А ты - не хочешь?
Отраженье двойное в окнах.
Обозначу овалом площадь,
Дом, где кошки на шпилях мокнут,

Привлекая прохожих взгляды
И когтями скользя по стали...
Как знакомы глаза наяды,
Что бессильно смотреть устали.

На деревья, дома, трамваи,
Год от года, и век от века.
Перебрасывались словами
И вопросами без ответов -

Помнишь?! Как под теплом ладони
Ночь длиннее, а день - короче,
За окном - очертанья клёна,
Контур площади, и - неоном -
Надоевшей рекламы строчки,
Убегающие нелепо.

Вдалеке прозвенит троллейбус,
И опять подступает к горлу,
Перехватывая дыханье,
Позабытый осенний город.
Нарисованный. Безымянный.

 ****

Если всё как шелуху,
Что слоями и слоями
Снять - подругами, мужьями
Привнесённую труху ...
Эти глупости анкет -
Положенье, проживанье..
Друг меж другом расстоянье,
Цвет волос и сигарет
Запах... Если всё забыть,
И глаза закрыть, как в детстве..
Ты добавишь - " и раздеться ?"
Я отвечу - " может быть..."

2.

Забыть. Представить , что совсем ничего не было.
Жить. Открыть глаза там, где нет ни воздуха, ни воды.
Зависая, нет, выгибаясь всем телом, мостом над бездной,
Верёвочным, зыбко - дрожащим под взглядом звезды.

Конечно - звезды. Как иначе ? В любой вере -
Лицо запрокидывай к небу. Куда еще ?
Менадой, Медузой, Медеей... можешь - мегерой,
Проще - плевать на удачу через плечо

Левое. Смотри, снова ушли от темы.
Нет, конечно, не мы. Я одна, как всегда.
Mea culpa. Я вновь стою на арене.
Руки опущены. С неба глядит звезда.




3.

" Но если все же ты скажешь - площадь...
Заложник города - жертвой станешь,
Я рядом встану."

Именно так - вчитываясь в каждое слово,
Впитывая - всё - до последнего знака строки.
Другие - не знаю. Наверняка - уголовный
Кодекс..Библию.. А я - чужие стихи.

Пытаясь простить. Каждый день с утра повторяя -
Что будет лучше. И - что надо бы проще...
В Кении, Канаде или в Индокитае -
Какая разница - где. Была бы площадь.


4.

Растворяясь и снова пытаясь - вспомнить.
Мне твои ладони - нет, не браслетом.
Под раскаленным, всухую пылающим небом
В моей вселенной - летают твои драконы.

Вечер ? А мне без разницы время суток.
Утро. В моем королевстве ни зим, ни вёсен..
В мой сон вплетаются звуки, как стая уток
Летящих к югу. Точнее - на Южный полюс.

Себя - по осколкам собрать. Сложить заново.
Скользящее слово - облаком в поднебесье.
Или - воздушным змеем. С отблеском меди
На крыльях - летают драконы в седом тумане,

А я все слова - на вкус и во рту взвешиваю.
В царстве моём - ни президентов, ни королев,
Каждое утро напомню себе - какого лешего
Вставать. И какой валютой платить за хлеб
И за вино. Конечно- вино. В кошерном квартале
Не салом ведь водку закусывать. Ну, скажи !
Хотела б я знать, после каких вакханалий,
Господь проверял вселенной моей чертежи....

5.

Снова пытаясь вернуться к основной теме.

Город семи ворот, город семи мостов,
Город - что не похож ни на какой другой....
Ста сорока церквей и девяти царей
Город... Я бы смогла встретиться там с тобой.
И - пытаться простить....






Sunday 12 February 2012


ЗАЛМАН ШМЕЙЛИН

РЕФЛЕКСИЯ

С утра задумался о высоком
О том, что рядом, и том, что меж
Взял за рога, ухватил с наскока,
От напряженья потела плешь.

Мысль не давалась медузой скользкой.
Наконец, зажимаю ее в кулак:
Ребенок. В Московском дистрикте «Слезкино»
Два года. Жил в стае диких собак.

Имя мальчишки заметное – Рома/
Пахнет сенсацией, черт побери.
Слышь ты, Европа, чем он хуже Ромула.
Быть Москве Римом под номером три.

Вдобавок, чего уже вовсе не ждали
Вдруг, заявляет серьезно жена,
Что, вероятно, товарищем Сталиным
Была в прошлой жизни – другой - она.

Вмиг возбуждаюсь гендерно и классово -
В истории сплошь одни пузыри.
Такую мыслю по утрам обсасывать
Хватило точно бы дня на три.

Но допекло до печенок позывами
Не увенчавшихся, впрочем, ничем.
И о высоком с утра с надрывом
Уже не думалось как-то совсем.

***
Не замечаю в упор любого
Кующего голосом сталь и жесть.
Веско команды звучат лишь от Бога
Если, конечно, он где-нибудь есть.

Но не желал бы я жребия лучшего -
Раз уж всю правду – вот вынь да положь -
Чем у тебя состоять в подкаблучниках.
Смирным, стреноженным - ну так и что ж.

Мы отдаемся на милость любимым,
Как пациент отдается врачу.
Самым доверенным, самым ранимым -

Рваться на волю – убей, не хочу.





 АЛЕКСАНДР ГРОЗУБИНСКИЙ

***
Дела у нас идут великолепно

Дела у нас идут великолепно
Доступные особенно в Субботы
Имеются вакантные колени
С них слезли и они теперь свободны

И так, есть те, кого это устраивает?
Не важно то, что здесь была другая.
Есть два колена; левое и правое.
Я большего пока не предлагаю.

***
Межэтнический брак

Мы читали в детстве разные книжки.
Нам по разному созведья светили.
Это если выше пояса,-ниже
оказалось мы вполне совместимы

И на том соединились, как слиплись
Я не знаю, по любви- по привычке.
Импозантный пожилой Австралиец
И москвичка, в прошлой жизни моквичка.

Зарабатывает деньги мужчина.
Доля женшина -готовка и веник.
Неродной язык она изучила
для обшения с родным человеком

Все в порядке, они сыты одеты.
Все в порадке, с кем-то дружат домами.
И рождаются красивые дети,
и акцент не унаследуют мамин











НАТАЛЬЯ ДУБРОВСКАЯ


***
Я распускаю армию надежд,
Мечты свои на волю отпускаю.
И все с нуля…Как в реку без одежд
Я в новый день из старого вступаю.

Сомненья прочь! Все будет как должно!
Предписанному свыше как не сбыться?!
Жизнь предо мной, как кадры из кино.
Я зритель и актер, едины лица.

О днях былых забыть, не сожалеть.
Нам старый календарь не пригодится.
Сегодня жить, сегодня и гореть,
Сжигая дни страницу за страницей.

***
Колыбель волны морской,
Ты качай меня, качай.

Ты с царем меня морским
Обвенчай, повенчай.

Я в прозрачной синеве
Всех начал, всех начал

Обрету себе покой
И причал, и причал.

Я русалочьей красой
Расцвету, расцвету.

Буду с чайками играть
На ветру, на ветру.

И спокойный холодок
Из глубин, из глубин

Будет дорог для меня
И любим, и любим.

ЗАКАТ В ДРОМАНЕ

Распустив по плечам облака,
Спит гигантом гора голубая.
Луч вечерней зари, догорая,
Согревает гиганту бока...

Согревает гиганту бока,
У подножья дома освещает,
Светлячками в окошках сверкает,
Свод небес зарумянив слегка…

Свод небес зарумянив слегка…
Даль залива темнее и глубже.
Звуки дня замирают. И кружит
В вальсе ночь над землею легка.



Игорь Гроссман



“Даже выпустив 10 пуль , охотники боятся подойти  к крокодилу.
 Но мало кто знает, что он легко умирает от стресса и от обиды.”
 Из разговора с аборигеном Вараном.


Почему аборигены съели Кука


История эта , началась с письма моего  знакомого, который зная
что мы ,можно сказать , австралийские долгожители сильно интересуется , ну почему они его все таки сьели.


Мой знакомый ,  имеет пытливый характер, и напиши я ему  мол “Хотели кушать и сьели Кука “ его врядли устроит..


Ответь я ему  что сам факт сжирания , произошел , порядка 300 лет назад и что 20 лет которые мы здесь живем , совсем немного в сравнении , тоже похоже не то что ему надо..

Аборигены Австралии , мало поменялись за тысячилетия , и не очень охотно идут на контакт с белыми , так же как и местное население старается держаться от них подальше.
А может это часть местной политики, держать наши две культуры по возможности раздельно. Кто знает.

Так что ,  мы не часто встречались с аборигенами.
Пока в один день мы не познакомились с аборигеном Вараном.
Произошло это так, мы с Риткой взяли напрокат машину и путешествовали в районе Port Douglass и cape Tribulation,откуда уже рукой подать до CookTown .

Места эти заброшенные ,  крокодильи.
Карты у нас были плохие, и прежде чем мы поняли что заехали не туда, мы увидели одинокую фигуру аборигена, неподвижно застывшего на поляне окружённой дремучим многоярусным тропическим первобытным лесом.

Мы подошли, поздоровались.
Варан - представился абориген.
Работаю здесь проводником,- продолжил он и с гордостью указал на свою рубашку с фирменной бляхой.
Могу организовать поход и познакомить с нашим лесом.
Почему Варан - спросил я.
В детстве ел  много ящериц - охотно ответил он.

За много лет совместной жизни , у нас с Риткой появился телепатический мост , и только взглянув друг на друга, мы тут же не сговариваясь изменили наши планы и взяли курс на новое приключение.

Мы согласны - сказал я. Можем отправлятся в путь прямо хоть  сейчас.

Ох уж эти белые, явно было написано на лице нашего проводника. К чему такая суета.. А поговорить?
Будет стоить $20 с каждого, продолжил Варан.
Я молча достал кошелек, и протянул Варану $40.
Лицо нашего аборигена омрачилось.


Я думаю что правильно понял его мысли, но все еше находясь под ускорением ... не смог вовремя затормозить и перестроится.
 Хорошо , что Ритка явно настроившись на ту же волну и хорошо зная меня вмешалась и защебетала , заполняя неожиданно наступившую паузу.

Лицо Варана просветлело, я же вдруг вспомнил как тысячу лет назад в Бурятской области мы чуть не утонули в болоте, которое от постоянно идущего дождя неожиданно стало все больше и больше набухать, и мы шли сутки и нельзя было остановиться, и некуда было поставить рюкзак чтоб перевести дух и как руки стали опухать от того что кровь перестала циркулировать и глаза больше не наводились на резкость.и подъехавшие на лошадях двое бурятов  помогли нам выбраться оттуда.
А потом предложили нам лошадей на дальнейшую дорогу и мы много с ними разговаривали и честно поделились нашим спиртом.
И никому не нужна  были оплата за деньги , потому что они просто не являются мерилом в этих краях.
Мне стало стыдно.

Не будете против , если Buddy  пойдет с нами- голос Варана прервал мои воспоминания.
Конечно нет, ответил я и потрепал пса за ухом. На спине его, явно были видны следы недавнего боя.
А какой он породы - спросил я Варана.
Так, собака - пораздумав ответил Варан.
Видимо посчитав , что первая часть подготовки к путешествию закончилась,
Варан принял официальный вид, застыл и торжественно произнес

Варан - и показал пальцем на себя.
После чего вопросительно посмотрел на нас.

Ритка - сказала Ритка и показала на себя.
Ритка -  довольно отчетливо повторил Варан , и удовлетворенно кивнул.

Игорь - сказал я и  ткнул себя пальцем.
Варан попробовал повторить , но ничего не получилось.
Подумав немного, я предложил другой вариант.

Гоша- и показал пальцем не себя.
Опять у Варана ничего не получилось.
Экспедиция явно срывалась.

Все погрузились в раздумье
Варан, решил предложить свой вариант.

Можно я тебя буду звать Мистер Босс.

Я целый год Мистер Босс , ответил я.
Давай все же еше раз попробуй  - Гоша.
Варан попробовал, и я махнув рукой, сказал, ладно Мистер  Боссс так Мистер  Босс.
Пошли.

Итак экспедиция в составе собаки неизвестной породы Бадди, аборигена Варана, Ритки и Мистера Босса потянулсь по тропе по направлению к многояруснуму тропическому лесу который сушествовал еше  с самых ранних моментов эволюции нашей планеты, и возраст которого оценивается примерно в 135 млн лет.  

Поход с Вараном не был похож ни на один  из моих прошлых  путешествий, я не могу сравнить его ни с нашими юнными спортивными походами, где цель была как можно быстрее промчатся по лесу из точки  А в точку Б. Ни с нашими последними путешествиями , где время уже не имело значения .
Дело в том что вступая с природой  в единоборство , восторгаясь ее красотой  или  пытаясь понять ее, мы все равно осатавались по разные стороны барьера.
В случае с аборигеном Вараном, барьера не было. Варан сам был природой .   

Чтоб лучше это обьяснить я должен сделать небольшое отступление.
В языке аборигенов есть слово которое звучит Altjeringa, и переводится как DreamTime. Дословный перевод  “Время Сна”  - на самом деле имеет смысл , время до времени, или время создания времени.
В “dream time”, нашу планету наполнял Дух, который постепенно заполнил людей , животных, леса,  горы  ,etc….

Прошлое и сейчас живет в настояшем растворенном во множестве его форм. Только когда DreamTime подойдет к концу, Дух опять соберется в одну форму.

Смерти как таковой не существует, просто Дух переводит нас из одной формы в другую из одного объекта в другой, оставаясь единым целым именуемым нами природой.
Так живут аборигены, такой смысл слово Dreaming .


Постепенно тропа подошла к лесу и мы стали погружаться в него.
Я не оговорился , да погружаться как на батискафе.
Растения в тропическом лесу  находятся в постоянной борьбе за свет, мы же зайдя в лес, оказались на его дне, и сколько бы мы не пытались рассмотреть небо сквозь тянушуюся вверх жизнь это было невозмозно.

Варан взял камень , и ударил по коре дерева, из которого после этого  пошел сок.
Молочный Дуб - объяснил Варан. Достаточно совсем немного этого сока капнуть в реку, как рыбу  тут же парализует  и она  всплывает на поверхность, а тут мы ее просто руками и собираем . А что станет с рыбой которую не успели собрать – спросил я.
Река её унесет вниз, а там рыба опять проснется- ответил Варан.
Я вдруг вспомнил как геологи в Сибири  ловили рыбу на кровать.
Просто перегораживали в верховьях реку кроватью с железной сеткой, и пока сетка не была на грани разрыва, улов не доставался.
Потом отбирали себе несколько рыбин , а остальное просто выбрасывали.Чего уж там, рыбы полно ,на наш век хватит..

Тропа стала забирать вверх. Но мы двигались не быстро. Почти на каждом шагу Варану было что рассказать и показать об окружающем нас лесе.
Все мимо чего мы раньше проходили не обращая внимания, имело свой характер, свою душу, своё предназначение.

Осторожно -, предупредил нас Варан, когда мы проходили мимо какого то колючего куста.
Я вопросительно посмотрел на Варана , и он охотно стал объяснять.
Тут дальше есть сахарные поля, дикие кабаны , ночью спускаются с гор и обьедают их.  Фермеры платят нам за каждого убитого кабана.
Оружия у нас нету, так мы из этого куста, делаем капканы, а когда кабан попадется, собаки его там держат, пока мы не подойдем. Вот видишь у Бадди с прошлого раза ещё рана на спине осталась, кивнул Варан на свою собаку. Ну а дальше мы уже копьями его добиваем, продолжил Варан.
Но фермеры платят нам только за 2 уха и один хвост. Иначе кабан не защитывается.
Видимо это было очень важно для Варана, он еше долго нам повторял, что 2 уха и один хвост. Иначе за кабана не заплатят. 2 уха и один хвост.

Я не хочу никого обвинять из местных фермеров, но мне оставалось только догадываться почему это так важно, 2 уха и один хвост – иначе не заплатят.

Дальше мне нельзя, неожиданно сказал Варан. Впереди святое озеро.
Мужчинам аборигенам туда нельзя. Я вас здесь подожду.
Мы с Риткой согласились, и пошли вперед по тропе.
Лучше там камерой не снимать, вдогонку крикнул нам Варан.

Подойдя к озеру, му ничего особенного не увидели. Озеро как озеро
Действительно , видимо аборигены видят все по другому, или природа открывается им, а нас чужаков не подпускает. Кто знает.

Вернувшись назад, мы нашли Варана , недалеко от моста через речку.
Видно в природе что то происходит, встретил он нас такими словами.
В это время года, вода высокая , и мост часто сносит, а сейчас воды  почти совсем нет .


Говорят сейчас во всем мире так - ответил я. Глобальное потепление.
А может снега стало меньше - продолжал я.
Никогда не видел снега – ответил Варан.
А знаешь в России  есть места , где снег лежит 9 месяцев в году - сказал я.
Никогда не был в других местах - сказал Варан и продолжил - идемьте , что то покажу .
Он свернул с тропы и стал углубляться еше глубже в лес.
Через какое то время мы  подошли к огромному дереву.
В первый момент мы даже не поняли что это одно дерево. Вокруг нас в радиусе 30м ,похожие на огромных удавов , стволы этого дерева, обвивая другие громадные деревя, поднимаилсь вверх и  где то высоко вверху соединялись  в один ствол.

Это дерево – предатор – убийца - обяснил Варан.
Удавы стволы, мертвой хваткой обвивают другие деревья, выпивая из них всю влагу.

Могучие деревья уже обвитые этим предатором обречены. А вот эти уже умерли, показал нам Варан, на спиралевидный ствол , внутри которого была пустота. Здесь когда то было другое дерево, но предатор выпил все его соки , и дерево осыпаось, а предатор пополз дальше в поисках новой жертвы для продолжениа своей жизни.

Я когда мальчишкой был, на самый вверх залез - сказал Варан.
Там наверху большая плошадка,  дерево так себе дождевую воду собирает.
Не страшно было лезть на такую высоту - спросил я.
Страшно – честно сознался Варан.  Молодой был, интересно было посмотреть что вокруг.
Дальше чем с этого дерева я ничего в жизни не видел.




Мы пошли дальше , каждый думая о своем.
Очередной привал, мы решили сделать подольше и достали кое что перекусить из наших рюкзачков.
Я  разлил кофе по чашкам и мы опять замолчали наслаждаясь крепким напитком.

Сколько у вас детей - неожиданно спросил Варан.
Трое с готовностью ответила Ритка.
У меня тоже – почему то удивившись как ребенок сказал Варан.
2 русских девочки и ози мальчик – продолжала Ритка.

Не, у меня 2 мальчика , и дочка – ответил Варан.
Помолчав немного он продолжил.
Дочка недавно нашлась. Получили от нее сообшение.
Работает в госпитале,обещала на Кристмасс приехать.

Тут мне надо сделать еше одно пояснение. Потеряв надежду, изменить аборигенов и заставить их принять европейскую культуру Австралийское правительство решило вопрос по другому.
У аборигенов отбирались их дети , и направлялись в интернаты.
Там им прививали европейскую культуру, надеясь что они "исправятся".
Дети из одной семьи всегда направлялись в разные места, чтоб ничего не напоминало им об их прошлой жизни.
Это продолжалось больше чем 100 лет, с характерным для Англичан ослинным упрямством, и снобизмом  всегда уверенных в собственной правоте идиотов. 
Кое в чем они действительно преуспели, дети аборигенов вырастали, не зная кто и где их родители, если у них братья или сестры. Но все равно, дети подрастали и срабатывал записанный в их генax код.
Рано или поздно, но приходило время и аборигентский ребенок, уходил "walkabout" - снимал с себя всю европейскую одежду,и босиком ,один уходил  назад  в дикую природу и никто его не видел пол года.
Назад они возврашались, уже будучи частью природы.
Поневоле вспомнишь Жук в Муравейнике- Стругацких.

Эта политика кончилась совсем недавно , пару лет назад  Австралийский премьер министр принес официальные извинения за "украденное поколение".
Извините , му больше не будем -  и все дело с концом.
Хотя аборигены это приняли. 
Тут надо сказать пару слов, как проходили межплеменные войны.
Два племени собирались на поляне.
Вначале вперед выходили женшины и обругивали  друг друга, затем мужчины начинали приносить извинения.
После этого война заканчивалась, и все расходились


Мы с Риткой сразу поняли смысл слов Варана - нашлась,
Ведь аборигентский ребенок не может потерятся.
Нам стало стыдно, хотя мы к этому преступлению Австралийского правительства никакого отношения не имеем.
А на каком языке ты с дочкой будешь разговаривать - спросила  Ритка.
Конечно на нашем, ответил Варан, а затем помолчав добавил с досадой.
Если еще и это у нас отобрать , то что же тогда вообше останется.
Мы с нашими детьми тоже по русски говорим - попыталась смягчить ситуацию  Ритка.

Варан повертел головой , и вдруг неожиданно резко сказал, Пошли, мы сюда что за разговорами пришли.

Пожав плечами, мы с Риткой быстро встали, засунули термос в рюкзак и побежали вниз по тропе.
Где то через пол часа , со мной поравнялся Варан.

Мистер Босс, Мистер Босс, ты не обижайся начал он.
Дело к вечеру идет, скоро кабаны начнут  с гор спускатся.Тогда не мы на них, а они на нас начнут охотится.

Ничего Варан -  все в порядке ответил я. Мы не обижаемся.
У тебя красивая женшина. Я тебе завидую - продолжил он.
.

Спорить не буду - улыбнулся я в ответ.

Выйдем из леса, я тебе на диджириду сыграю - продолжал извинятся Варан.

Я рассмеялся, и хлопнул Варана по плечу.

Хватит подлизыватся, я же сказал , все в порядке - идем.

Уже смеркало, когда мы вышли из леса.

Мистер Босс, не подвезешь нас к магазину, спросил Варан.
Кого нас - удивился я.
Варан махнул рукой и из леса, вышел еше один абориген.
Это мой сын Арунта   - предтсавил Варан.
Я вдруг вспомнил об удивительной способности аборигенов, становится невидимыми.
Может он и всю дорогу следовал за нами, а может только сейчас появился - кто знает.
Садитесь .Выпьете за Риткино здоровье, у нее сегодня день рождения - ответил я..

Да? - откровенно удивился Варан.
У меня тоже день рождения? - сказал Арунта.
И у тебя тоже ? - так же искренне удивился Варан.


Спустя час, распрошавшись с нашими новыми друзьями,мы освешая фарами джунгли неслись по извилистой тропической  дороге .
Куда ты так гонишь - спросила Ритка.
Хотелось бы на последний паром успеть - все же у тебя сегодня день рождения.
Да?- кокетливо удивилась Ритка, и мы оба расхохотались.


Паромщик, уже стал отвязывать концы, как заметил вдали светяшиеся фары еше одной машины.
Нам повезло на этот раз.

Река  через которую нам надо было переправится , была как бы естественным географически барьером, отделяющей  територию аборигенов.
С другой стороны реки все говорило о приближении к цивилизации и не прошло и часа как мы стали приближаться к порт Доугласс, излюбленному месту  отдыха миллионеров, дорогих отелей и всю ночь напролет работаюших ресторанов.
Мы выбрали себе один из них и устроившись за столиком, стали обсуждать перепитии сегодняшнего дня в ожидании меню.



Как думаешь – мог бы Варан сожрать Кука , спросил я Ритку.
Конечно они очень простые , но не злые. Не думаю - – ответила Ритка.

Что значит простые - возразил я.
Они говорят то что думают , и думают что говорят.
В своей простоте они поняли ,что мы все один биологический нетворк.
Помнишь как Варан сказал, "Что же тогда останется - если это отобрать"
Кому нужна умность нашей цивилизации , прячущей свое равнодушие и ложь за изысканными фразами  в которые даже они сами не верят.
Ведь после нас остается выженная полоса нашей планеты.
Что же тогда останется - перефразировал я слова Варана.

Повезло нам сегодня с паромом- перевела Ритка разговор .
Ешё минутка и остались бы мы у них.

Ты знаешь Ритка, я часто думаю , а с кем мы с тобой  - ответил я.
Мы понимаем аборигенов , но мы не они.
Но и здесь мы тоже не свои.

Так не бывает . Вот смотри на том берегу - одна жизнь.
На этом совсем другая. Мы не можем буть и тут и там одновременно – ответила Ритка.

Что ж нам  только река тогда остается , если мы ни к одному берегу пристать не можем - с горечью ответил я.
A ты знаешь Ритка, а ведь ты права.
Мы и есть река. Мы с тобой странники, наблюдатели  в этой жизни.

Нам принесли наше вино, и пока оффициант сервировал стол - мы замолчали.

С днем рождения - странница , поднял я бокал.
Будь здоров странник - подыграла мне Ритка.

Хороший день получился , продолжила она.
А что про Кука то отвечать будешь.


Как тут все расскажешь , задумался я  ,ведь 300 лет истрии это даже и  не мгновенье в реке времени.
Напишу - "Хотели кушать и сьели Кука"

Monday 6 February 2012





Faina Zilp



*  *  *

Легко сходиться бы с людьми
И расставаться так же просто,
Не торопить до встречи дни,
Внимая дум родству и сходству,

Так тянут влагу камыши,
Лишь постепенно жить умея
И вслушиваясь в рост души,
Звучащей звонче и вернее.

Возвысим сердце и строку,
В себя, как в небо, углубляясь
И мыслящему тростнику –
Природе всей уподобляясь.

16 июля 2010г.

*  *  *

Быть поэту Кассандрой, без веры пророком.
Он подвержен всеобщим грехам и порокам,
Искушениям тем же сдаётся легко,
Но его дальнозоркость ведёт далеко.

Может сам толковать все прозренья иначе,
Забываются враз, ничего и не знача.
Но в речах его всех современников слух
Не упустит искомого, нового дух.

И потом только мнится наивным потомкам,
Что поэт всё – предвидел. Нет, путь его скомкан,
Перепутаны нити у всех точно так
И неявен (в конце – очевиден) тот знак.

Предсказанье – дар свыше, почти дерзновенье,
Но поэт его ставит и сам под сомненье.
А с потерей энергии вера слабей –
Вновь поэт себя видит одним из людей.

Он тоскует по голосу, давшему знанье,
Часто приняв его, всё же, как наказанье.
Но, познавшему высь, от неё не спастись –
И нельзя без полёта уже обойтись.

20 января 2011г.


*  *  *

Я от внезапных строк –
Как пылинка в луче.
Не надышаться впрок?
Не продохнуть – вообще...

Сузит так горло страх:
Под стопою – обрыв;
Ввергнуться в смертный прах?
Взлёт – над собою взмыв!

И опасений нет:
Возбужденье несёт –
И ослепляет свет;
Он же – меня спасёт.

От вознесенья вдруг
Станут глаза сухи.
Мук разомкнётся круг!
...Пишутся так стихи.

4 октября 2007ю


*  *  *

Не дай мне Бог сойти с ума!
                                    А.С. Пушкин.

Старенье – перечень потерь
Возможностей. Что нас спасает,
Когда уж приоткрыта дверь?
Как слух и зренье угасают!

Сквозит из сфер небытия.
Подвижность мысли, тела слабнет.
Ещё ведь молодая я!
И старость ждуть себя заставит.

Подольше б ей не доверять,
Всевластие с душой сверяя!
Я только память потерять
Страшусь: себя тем потеряю...

16 июля 2010 г.

*  *  *

Выход искать бесполезно, раз выхода нет:
Так вот, в туннеля конце лишь мерещится свет,
Воображению только подвластны иные миры,
Но не откроют нам занавес их – до поры:

До столкновения лба с непокорной стеной,
До тупика (как случилось однажды со мной...)
Раз обессмыслилась жизни история вдруг,
Стала спираль из витков словно замнкнутый круг,

Где бесконечность бессмертья, там нет черт лица, –
Лишь недописанность книги уже без конца.
...В крайность не надо впадать, безысходности нет:
Выход единый у нас был – рожденье на свет.

3 октября 2007г.

*  *  *

Обман себя, обман других:
Мол, жизнь проходит не напрасно.
В порывах без стыда нагих
Мы исповедаемся страстно –

Перед чужими, невзначай
Попутчиками – нараспашку!
За откровенность отвечай,
Последнюю отдав рубашку, -

Уже раскаиваясь в том,
Доверенном исповедально.
И жизни предпоследний том
Дочитывая вдруг фатально.

И так делясь с другими тем,
Что нам так важно (им - занятно),
Мы оболочку тела стен
Им оставляем неопрятно.

Потом, опомнившись, встаём,
Купе поспешно покидаем –
И как-то сразу устаём,
Хотя уже и не страдаем,

От мук избавившись почти,
Их часть попутчику доверив,
В неразглашённость (о, молчи,
Забудь, чужак!) едва поверив.

И всёж, не встретиться: секрет
Исчез в каком-то направленьи.
Есть облегченье (счастья – нет) –
И невозможно исправленье;

Хотя познали мы тогда
Пьяненье удовлетвореньем;
И тяжесть меньше на года
Похмелья с горя ускореньем.

Так оставляем мы свой след
В непрочной памяти потомков,
А есть иная жизнь иль нет,
Узнаем – только эту скомкав...

16 июля 2010г.

*  *  *

Это небо – как пейзаж сам по себе:
Тучи жмутся островами на воде
И кучкуются, спеша, в архипелаг,
Не суля своею пасмурностью благ.

А под этой фиолетовой грядой
Отражения проходят чередой;
Фантастические тянутся леса,
Отделяет их от моря полоса

Заградительная – красною чертой.
Облака спешат внизу на водопой,
И светлеет к горизонту эта синь,
Отгорев багряным золотом. Аминь.

И оранжевость отсветов – на домах,
На деревьях – их реальность будит страх
Заземлённости обычной. Там, вдали,
Чудеса инопланетные легли

Ослепительностью красок на панно,
Но мазки его застыли не давно,
А текуче-акварельны, счастья знак,
И не высохнут, не высохнут никак!

5 августа 2011г.